Усадьба Дубровицы. От тайного ордена до института комбикорма.
Судьба этого пространства напоминает роман с сюжетом поперёк жанров: начиналась как драма, стала утопией, а закончилась главой из сельхоз отчёта.
Впервые Дубровицы упоминаются в 1627 году как боярская вотчина. Ещё раньше здесь была стоянка эпохи неолита и поселение раннежелезного века — археологи называют это селищем.
Первым владельцем был боярин Иван Морозов — глава Владимирского судного приказа. Потом усадьба перешла к Голицыным. Один из них решил, что луковиц на церквях хватит — и заказал церковь Знамения Пресвятой Богородицы в итальянском барокко. Белокаменное кружево, башня-корона — не Подмосковье, а чистый Версаль.
Но всё это — пролог.
Главная интрига — Михаил Дмитриев-Мамонов. С домом на Тверской, с проектом ограничения самодержавия и с Орденом русских рыцарей, который он организовал прямо в усадьбе. В 1814-м — заговор с генерал-майором Орловым, устав, «Краткие наставления» на французском, разговоры о парламенте и правах поселян.
Идея была проста: Россия — это не только трон, но и разум.
Среди предполагаемых членов — Давыдов, Тургенев, Невзоров, Меншиков, Бенкендорф.
Правда, есть мнение, что все вместе они ни разу не собирались. Но для тайного общества это, кажется, не критично.
В 1818-м Орден влился в Союз благоденствия. А дальше — декабристы, площадь, каторга. Чем всё закончилось, знаем.
Сам Мамонов в 1825 году отказался присягать Николаю I, дерзил, писал язвительные письма. Его признали недееспособным и отправили под опеку — доживать век в Москве, на Мамоновой даче.
А его библиотека — 3333 тома — в 1927 году уехала в Никольское-Урюпино и исчезла. Тоже символично.
А усадьба жила дальше — уже без орденов, но с хозяйственным уклоном.
В XX веке здесь побывали:
– сельхоз училище,
– детский дом,
– лаборатория по электрификации,
– школа директоров,
– школа сапёров,
– гарнизон,
– аэродром,
– и, наконец, институт кормления сельхозживотных.
Да-да. Там, где мечтали о двухпалатном парламенте — перешли к расчёту рациона для коров.
При Хрущёве институт перевели в Москву. Дубровицам вернули статус памятника. Начали чинить.
Так и дожила до наших дней — с барочной церковью и рестораном «Голицын» в духе позднего советского общепита.
Ну что ж. История без иронии не живёт.
Дубровицы — здесь мечтали о парламенте, читали тайные уставы, а потом учили доярок и сапёров. И всё это — одна и та же Россия, просто в разное время суток.
#писательизмосквы
Остафьево.
Бывают усадьбы. А бывают такие, куда ездили не полюбоваться, а всерьёз посидеть и поспорить.
Остафьево — как раз из таких.
Карамзин писал здесь свою «Историю государства Российского». Не ради графоманского токсикоза, а чтобы как-то объяснить, почему всё у нас идёт так, как идёт.
Пушкин приезжал — не за видом на парк, а чтобы поговорить с Вяземским. Батюшков, Давыдов, Грибоедов — те самые, которые умели спорить до хрипоты и всё равно садиться за один стол.
Вяземский вообще хорошо сформулировал, посвятив Остафьево стихи: «Приветствую тебя, в минувшем молодея…» И правда: здесь прошлое держит форму.
В этом доме собирался «Арзамас» — литературное общество, где обсуждали не только рифмы, но и что делать с этой страной.
Грибоедов играл на сцене домашнего театра, читал главы из «Горя от ума».
Гоголь приезжал в 1849-м — слушал, смотрел, наверное, покачивал головой.
Почти веком позже сюда приехали Ильф и Петров — доделывать «Золотого телёнка». Видимо, пространство способствовало думать без суеты.
В таких местах ощущаешь, что память нации живёт не в книгах, а в местах, которые помнят.
И в Остафьево это не пафос, а просто факт. В таких местах прошлое дышит тебе в затылок — так деликатно, что сам начинаешь дышать ровнее.
#писательизмосквы